Бутовский полигон как спецобъект возник на территории имения Дрожжино-Бутово. Эта усадьба известна с XVI века, но в обозримом прошлом, которое нам известно гораздо лучше, здесь в середине XIX века благодаря тогдашним купцам Соловьевым возникает один из крупнейших в Подмосковье конных заводов. Здесь выращивали лошадей орловской породы, и этот завод и это имение приобретает накануне Первой мировой войны Иван Иванович Зимин, представитель династии орехово-зуевских промышленников, текстильных магнатов. Человек, который, собственно говоря, увлекался разведением лошадей и, хотя он не мог здесь бывать постоянно, он назначает директором этого завода своего племянника Ивана Леонтьевича Зимина, который сюда фактически переселяется. Иван Леонтьевич Зимин оказался хорошим директором. Конный завод стал одним из крупнейших еще до революции, а после революции он входил в число 11 крупнейших конных заводов центральной России. Вместе с ним сюда приезжает его гражданская жена Софья Ивановна Друзякина, известная оперная певица, которая выступала в основном на сцене частной оперы Сергея Иванович Зимина. Выступала она тогда вместе с Шаляпиным, и вообще ее меццо-сопрано было очень известным для ценителей хорошего оперного пения в Москве того времени. К сожалению, их семейная жизнь была непростой. В 1915 году Иван Леонтьевич Зимин, так же, как и его братья, несмотря на свое колоссальное состояние, на свои связи, уходит в армию. Он идет на фронт первой мировой войны, сражается храбро, получает за свои подвиги на поле боя Георгиевский крест. Но возвращается после тяжелого ранения с привязанностью к морфию. Это разрушает семейную жизнь. И он остается здесь один, и управляет этим конным заводом до 1930 года. При нем Бутовский конный завод – это одно из крупнейших хозяйств Подмосковья. Но мы знаем, что судьба самого Ивана Леонтьевича Зимина была печальной, его обвинили в растратах, не по политической статье, но припомнив ему его происхождение, его Георгиевский крест, его личное дворянство, которое он получил в награду от императора Николая Александровича. Его судили, он сидел в Бутырской тюрьме. Ему удалось, наняв хороших адвокатов, оправдаться, но на это ушли все средства. Умер он в нищете в начале 30-х годов. А здесь, в Бутово, появились новые хозяева.
К 1934 году территория бывшей усадьбы Дрожжино-Бутово и конного завода при ней переходит во владение хозяйственного управления НКВД. Здесь находится одна из тех спецзон, которые нужны были для обеспечения сотрудников этого ведомства продуктами в то очень неспокойное время, когда продовольственная безопасность была в общем-то вопросом острым после голодомора, после нескольких лет, когда продовольствия катастрофически не хватало. Обеспечить продовольствием своих сотрудников для руководства НКВД было вопросом первостатейной важности. И вот недалеко от нас, примерно в десяти километрах на запад возникает совхоз «Коммунарка», огромное хозяйство, связанное с производством молока, мяса, а здесь возникает крупное огородное хозяйство. Общая площадь этого хозяйства была более ста гектаров. И в центре вот этой самой спецзоны в 1937 году выделяется место для приведение в исполнение приговоров тех людей, который были арестованы в рамках так называемых «массовых операции». 1937 год стал во многом для нашей страны переломным моментом. Это был год 20-летия революции. Это был год, когда 12 декабря происходили выборы в Верховный Совет по новой схеме, по так называемой «Сталинской конституции», которая дала избирательные права формально очень многим людям, которые до этого времени числились лишенцами, т.е. не имели права выбирать или быть избранными. И вот все это в совокупности, помноженное на идеологические предрассудки, на вот эту партийную линию, направленную на построение нового общества любыми средствами в кратчайшие сроки, на практику превентивного классового террора, которая оформилась окончательно как уже, можно сказать, именно практика в годы Гражданской войны, когда уничтожали людей просто за то, что они принадлежали к эксплуататорским классам, которых подозревали в том, что они могут быть когда-то не лояльны новой власти и зачищали их таким образом, чтобы сформировать новое общество, нового человека, но уже без них, без этих людей. И вот летом 1937 года 30июля был подписан оперативный приказ №00447. В изначальной версии этот приказ назывался о кулацких элементах и о уголовных элементах, их предполагалось зачистить в масштабах всей страны, прежде всего удар должен был быть нанесен по тем, кто числился раньше кулаками или сочувствовал кулакам, или был родственником кулаков, и вообще был так или иначе недоволен колхозным строем. Таким образом, власть надеялась навести порядок в деревне которая была отнюдь не довольна теми изменениями, которые с 1932 года происходили и вели к реальному снижению уровня жизни крестьян. Но, кроме кулаков, или кулацкого элемента, кроме уголовников, в этот приказ именно летом 1937 года добавляется еще одна формулировка «антисоветские элементы». Вот в эту категорию мог попасть практически каждый человек, потому что достаточно было неосторожного слова, достаточно было доноса, написанного соседями или какого-то пункта в биографии, который мог вызвать у «компетентных» органов подозрение. Но самое страшное, что этот приказ №00447 предполагал плановый характер, т.е. на каждый регион была спущена конкретная цифра врагов народа, которых нужно было найти, арестовать и уничтожить. Было предписано, сколько из них нужно расстрелять и сколько из них отправить на трудовые исправительные работы в лагеря. Причем, изначально срок этих работ был не менее 8 лет заключения. И вот в масштабах всей страны начинается поиск, арест, допрос людей, которые подпадали под формальные критерии, обозначенные в этом секретном постановлении. А потом еще к кулацкой операции добавляются национальные операции, которые также шли в масштабах всего СССР: немецкая операция, польская операция, латышско-прибалтийская операция и др. Иивот в результате в Советском союзе происходят аресты и казни десятков сотен тысяч людей, которые фактически ни в чем не были виноваты, кроме того, что они попали вот в эти жернова. И среди них значительная часть людей, которые пострадали за свои убеждения, за свою религиозную жизнь, за свое исповеданием веры. Многие попали в эти списки, как нам представляется, случайно, потому что они нужны были для того, чтобы вовремя сдать план, отчетность, или перевыполнить план, это тоже имело место. Но так или иначе, проходя через очень непродолжительный допрос, потому что каждый следователь, например, в московском управлении НКВД должен был каждый день сделать от начала до конца не мене трех дел на подозреваемых. Соответственно, после того, как эта работа завершалась, дела давались на рассмотрение так называемой «тройке» при Управлении НКВД по Москве и Московской области так же, как и в других регионах. Состав «тройки» был утвержден секретным приказом, в «тройку» входил обязательно либо руководитель, либо заместитель руководителя местного управления НКВД, в «тройку» входил представитель местной партийной организации, обычно это был первый секретарь и заместитель прокурора или сам прокурор местного, соответственно, управления, местной прокуратуры данного региона. Вот эти три чиновника (представитель НКВД, партийный представитель и представитель прокуратуры) заочно, не вызывая человека на рассмотрение его дела, не привлекая свидетелей, не привлекая адвокатов, фактически даже и не обсуждая дело каждого конкретного человека, просто решали его судьбу. И в конце появлялись такие документы, копию одного из них я сейчас держу в руках. Это постановление, точнее выписка из постановления «тройки» при НКВД, где сказано, что таких-то и таких-то людей предлагается расстрелять, и дальше идет список из имен и стоят галочки, видимо, поставленные уже исполнителями. Какие-то из них могли быть поставлены, когда формировались команды осужденных, которых везли на расстрел, им самим не говорил, конечно, куда их везут, что, кстати говоря, было прямо указано в приказе 00447. Человеку не говорили, что он осужден на смерть, чтобы он не попытался как-то себя освободить или во всяком случае, поскольку ему нечего было терять, попытаться сопротивляться своим палачам. Но этих людей собирали по тюрьмам, их помещали в автозаки и везли на Бутовский полигон, где приговор приводили в исполнение. И вот дату приведения в исполнение приговора кто-то из офицеров расстрельной команды ставил здесь также химическим карандашом. Эти даты разные, хотя эти люди приговорены к смерти в один день, но они были в разных тюрьмах, везти их было сложно, тем более это был декабрь, зима. Понятно, что дороги были грунтовые и далеко не всегда они были очищены. Поэтому одних людей расстреляли 9 декабря, т.е. совсем скоро, других – десятого, кого-то и позднее. И вот таким образом из этих списков, мы знаем имена тех, кто был казнен на Бутовском полигоне НКВД. Как проходила сама процедура казни? Мы во многом можем только догадываться. Отрывочные сведения об этом сохранились в материалах следственных дел тех офицеров НКВД, которые были осуждены позднее в 1939-1940 годах во главе, кстати, с тем самым человеком, начальником Управления НКВД СССР по Московской области комиссаром государственной безопасности первого ранга Реденсом, вот его подпись стоит под этим списком, который включал в себя в данном случае 62 человека. На один день бывало несколько списков. Реденс тоже был признан позднее врагом народа и расстрелян, и как раз в материалах следствия его дела, следственного дела Исаи Берга – одного из руководителей Бутовского полигона – и др. мы узнаем, как это происходило в деталях. Мы знаем, что людей привозили сюда ночью, здесь на территории находился долинный барак, примерно 80 метров в длину, там людей оставляли на ночь, там проводили сверку, перекличку, каждого человека сверяли с карточкой учетной и фотографией, которые прибывали на каждую из этих партий в качестве документации. И потом, когда солнце вставало, их выводили на край выкопанного рва, в этом особенность Бутовского полигона, обычно в других местах хоронили заключенных в ямах, иногда сами заключенные эти ямы рыли, но в Бутово, рядом с Москвой, где были совершенно другие ресурсы и возможности, использовали редкую тогда технику. Здесь с помощью экскаваторов и, возможно, с помощью бульдозеров рыли такие длинные траншеи, соответственно, длиной около 100 метров, глубиной до 3-3,5 метров, и, соответственно, вот эти тела расстрелянных сбрасывали в эти траншеи, штабелировали, укладывали, приводили следующую партию, пересыпали землей, строительным мусором, известью, и таким образом эти рвы наполнялись. И по таким вот актам и приведением в исполнение расстрельных приговоров мы знаем имена казненных в Бутово за 1937-1938 год. Всего было расстреляно 20762 человека.
Сейчас мы находимся с вами в экспозиции нашего музея памяти пострадавших в той части, которая посвящена комендатуре бутовской спецзоны НКВД. Мы, конечно, не имеем документальных фотографий того времени, но мы знаем из воспоминаний местных жителей, что комендатура располагалась в том здании, где до революции и после нее до начала 30-х годов располагалась контора управляющего конным заводом Зиминых. И поэтому мы предполагаем, что в этой самой комнате, где мы сейчас с вами находимся, находился стол коменданта, уполномоченного административно-хозяйственного отдела Управления НКВД по Москве и Московской области, который руководил делами хозяйственной спецзоны. Надо сказать, что в процессе расследования, которое в 1989 году было начато комитетом государственной безопасности, были найдены не только материалы деятельности комендантов бутовских, но, и что очень важно, был найден последний живой свидетель Василий Семенович Садовский, который дал под протокол показания о том, что он помнил из истории Бутовского полигона. Он, конечно, отрицал свое какое-либо участие непосредственно в расстрелах, но он как руководитель этой хозяйственной спецзоны знал где и что происходит. И он, встретив имена людей, подписавших акты о приведении в исполнение расстрельных приговоров, так и сказал, что это те самые люди, с которыми он здесь работал, которые здесь под его началом трудились, если можно так это назвать. И таким образом по каким-то косвенным данным мы попытались воспроизвести если не подлинную обстановку этого кабинета, то хотя бы его атмосферу. Поэтому мы видим здесь сами акты в копии, которые лежат здесь на столе. Мы видим здесь очень важный для нас, очень интересный материал, который был подарен нам, нашему музею, это речь товарища Сталина, которая была произнесена (она здесь хранится в виде виниловых дисков в таком интересном переплете, футляре), это речь 11 декабря 1937 года, произнесенная в Большом театре накануне выборов в Верховный Совет, которые тогда шли по всему Советскому Союзу. Но дело в том, что именно 11 декабря 1937года на Бутовском полигоне происходил один из достаточно крупных расстрелов, в этот день среди прочих был расстрелян Митрополит Ленинградский, очень известный церковный иерарх Серафим Чичагов и многие другие представители православного духовенства. Но и также печатная машинка, которую могли использовать в то время чекисты. Знаменитая так называемая «наркомоская» лампа, которую можно встретить на фотографиях, которые сохранили нам интерьеры Управления НКВД или каких-то отделов НКВД того времени. Вот на столе за моей спиной находится фотография Ивановского Управления НКВД, где как раз, видимо, у начальника на столе стоит точно такая же лампа, которую вы видите сейчас на столе. Это подлинная лампа, которая после реставрации приобрела такой вид. Ну еще одна интересная репродукция находится сейчас с левой стороны от меня – это плакат, плакат, который был сделан где-то в середине 30-х годов, плакат очень интересный, потому что это работа известного художника Густова Клуциса. Можно сказать, что этот человек был в то время пионером нового совершенно направления художественного дизайна плакатного искусства. И используя различные техники, он создавал такие фотоколлажи, которые даже сейчас воспринимаются очень актуально. Этот человек искренне веровал в коммунистическую идею, и служил ей как мог, но в 1937 году как раз по латышской линии он был арестован и также расстрелян на Бутовском полигоне. Так что, возможно, что у тех чекистов, которые здесь находились в 1937 году, подобный плакат, действительно, висел.
Мы находимся сейчас с вами в зале, который называется «барак». Этот зал посвящен одному их дней в истории Бутовского полигона. Мы долго думали о том, как рассказать историю людей, которые здесь пострадали, учитывая то, что это десятки тысяч людей. Как рассказать о том, что здесь с ними случилось? Как их здесь казнили? И как показать саму систему, которая привела к таким бесчеловечным казням и таким страшным жертвам? И мы поняли, что рассказать обо всех и сразу не получается, человеческий ум не способен анализировать такие массивы информации. В этих массивах мы теряем самое главное – ощущения конкретного человека, и перестаем воспринимать конкретную человеческую личность. И вот поэтому мы взяли один день, один день, когда на Бутовском полигоне происходили расстрелы. Этим днем стало 10 декабря 1937 года. Всего лишь за 2 дня до выборов в Верховный Совет СССР на Бутовском полигоне было расстреляно 243 человека. Это были самые разные люди, и вот отобрав из сохранившихся портретов, они, к сожалению, сохранились далеко не все в архивно-следственных делах, и далеко не все одинакового качества, но мы отобрали портреты тех людей, которые сохранились и которые мы смогли найти, которые помещались в этом относительно небольшом пространстве экспозиционном, и мы повесили их в центре для того, чтобы была возможность встретиться с этими людьми лицом к лицу. Размер фотографии примерно соответствует размеру лица живого человека. И одновременно мы здесь же повесили карту, это уникальная карта, где обозначены все известные нам на сегодняшний день места захоронений жертв массовых операций 1937 – 1938 годов. Существуют аналоги — карты ГУЛАГа, но это другое. Это только лишь те массовые захоронения, которые возникли в 1937-1938 годах. Там, где мы знаем хотя бы примерно количество погребенных, мы эту цифру также старались здесь указать. Практически, видите, вся территория Советского Союза испещрена здесь соответствующими значками. Ну а на стендах мы рассказываем здесь о тех людях, которые здесь пострадали и том, как эта система работала. О том, что такое кулацкая операция, что такое национальная операция, и конкретно о том, какие люди пострадали здесь 10 декабря. Отдельно хотелось бы упомянуть, что 10 декабря здесь была расстреляна группа монахов Троице-Сергиевой лавры во главе с последним наместником этого монастыря архимандритом Леонидом Любимовым, преподобном учеником. Мы приводим материалы следственного дела для того, чтобы люди могли просто увидеть и почувствовать, как проходили допросы, что спрашивали и что отвечали исповедники веры. В этот день пострадали самые разные люди, в этот день здесь же были расстреляны многие офицеры и старой царской и потом советской армии, здесь были расстреляны и простые крестьяне, здесь были расстреляны и священнослужители, в том числе и архиепископ владимирский Николай Добронравов, священномученик, и многие-многие люди. Кантор московской синагоги на Малой Бронной. И люди, которые попали в эти жернова совершенно случайно и многие-многие-многие другие. Вот чтобы мы здесь ощутили, как это здесь происходило, что здесь случилось, мы создал эту экспозицию.
В расстрельных списках Бутовского полигона мы находим многие имена священнослужителей и людей пострадавших за веру. Всего таких по материалам архивно-следственных дел сейчас насчитывается около 1000 человек, среди них 7 архиереев русской православной церкви, 15 архимандритов, около 600 священников, монахи, миряне, занимавшие церковные должности, регентов, экономов, певчих. Люди, которые активно участвовали в жизни приходов, входили в так называемые «церковные двадцатки», т.е. ставили подписи под документами, без которых легализация любой церковной общины в то время была просто невозможна. И мы в этом зале, который посвящен пострадавшим за веру, хотели немного рассказать об этих людях. Не только о то, как они встретили здесь свой смертный час, не только об их расстреле, но и о том, за что, собственно говоря, они принесли свою жертву, во что они верили, как они жили. И поэтому мы собрали здесь уникальные предметы, переданные нам в основном родственниками пострадавших. Предметы, которые эти люди держали когда0-то в своих руках, и которые в известной степени показывают нам их мир. Их мир, их быт, их представление о жизни. И вот за моей спиной сейчас находится очень интересная витрина, здесь представлены вещи нескольких исповедников веры, точнее сказать здесь находятся вещи одной семьи, семьи Ке́дровых, семьи протоиерея Сергея Кедрова, который нес свое служение в селе Фаустово Московской области, недалеко от Бронниц. И еще одной исповедницы веры святой новомученицы Натальи Козловой. Вот так получилось, что после ареста отца Сергия, его супруга сохранила бережно и его подрясник, и предметы, которыми пользовался, скрипочку, на которой он играл, самовар, и предметы такого домашнего обихода. И здесь мы из выставили. Что важно, в вещах этой семьи мы нашли также и платье самой матушки отца Сергия. Вот как выглядели эти люди до ареста, что они носили в праздничные дни, что они носили во время богослужения, какого было их облачение. Это, хотя, и только лишь материальные свидетельства, но все-таки очень ценные для нас свидетельства о той церкви, которая существовала в 20-е — 30-е годы, и которая приняла на себя колоссальный по жестокости и масштабам удар государственного атеизма. Наталья Козлова была старостой небольшого храма теперь уже в Рязанской области, под городом Скопиным. И вот в селе Чурики в Вознесенском храме эта простая русская женщина, вдова, мать семерых детей буквально сражалась за то, чтобы церковь не закрыли, ее уже наполовину заняли под склад местного колхоза, но вот для того, чтобы не допустить окончательного закрытия храма, Наталья Козлова организовала своих односельчан, и они летом 1937 года вышли, ну как власти говорили, на демонстрацию. Скорее всего, это был сельский сход, но люди не побоялись даже в то время выразить свое отношение и потребовать от местного сельсовета оставить храм, не закрывать его, оставить его для богослужения. Конечно, это не могло пройти не замечено, и вскоре ее ждал арест. И позднее – казнь на Бутовском полигоне. Вот на таких людях, собственно говоря, и держалась церковь в 30-е годы, на тех людях, которые готовы были даже, рискуя своей жизнью за церковь бороться, церковь отстаивать и сохранять в себе человека. В 2004 году был заложен каменный храм-памятник в честь всех новомучеников и исповедников, пострадавших на Бутовском полигоне. Он был освящен в 2007 году совместно патриархом Алексеем II и митрополитом Лавром. Мы находимся сейчас в нижней его части, главный престол нижнего храма посвящен Державной иконе Божьей матери, по замыслу святейшего патриарха Алексея II это должно было означать, что пресвятая Богородица держит свой омофор прямо над всей русской церковью, над той, которая осталась здесь и несла свой крест мученичества, и над той, которая была в изгнании. Поэтому в нижнем храме два боковых престола: один посвящен митрополиту Чичагову, а другой – митрополиту Иоанну Шанхайскому. И вот особенностью интерьера нижнего храма является то, что вдоль всей стены идут иконы, они образуют непрерывный ряд икон, фактически, одинакового формата, и на них изображены святые новомученики бутовские по дням их мученической кончины, т.е. на каждой из этих икон изображены святые в один день принявшие мученические венцы на Бутовском полигоне. Это своего рода календарь, ряд икон начинается, соответственно, с января и заканчивается декабрем. И сама атмосфера нижнего храма напоминает строгие монашеские храмы, катакомбные храмы ранних христиан, роспись византийская строгая символическая здесь также свидетельствует об особой духовной напряженной атмосфере, которая сопровождает христианский подвиг. И мы с вами сейчас находимся в той части храма, которая посвящена митрополиту Серафиму Чичагову и хотел бы показать некоторые реликвии, связанные с его памятью. Священномученик митрополит Серафим Чичагов был известным иконописцем, здесь поэтому вы видите образ Христа воскресшего. Это копия известной иконы написанной его рукой, которая сейчас хранится в московском Храме Илии Пророка в Обыденском переулке. Но здесь же также мы видим образ священномученика самого митрополита Серафима, расстрелянного в Бутово 11 декабря 1937 года на 82 году жизни. Эту икону в наш храм подарила его внучка игуменья Серафима Черная, первая настоятельница возрожденного московского Новодевичьего монастыря. Икона эта была создана в тот самый год, кода митрополит Серафим был прославлен Русской православной церковью в лике новомучеников. Вот здесь внизу хранятся также уникальные предметы, которые мы привезли из Санкт-Петербурга из Новодевичьего монастыря, где в 1929 году тогда еще митрополит Ленинградский Серафим провожал в последний путь своего собрата епископа Иллариона Троицкого, который умер в пересыльной тюрьме, проведя многие годы в Соловецком концлагере, лишившись здоровьем и в конце концов заболев тифом, и закончив свой земной путь в ужасных условиях, фактически убитый таким образом. Владыка Серафим смог добиться того, чтобы тело его собрата, его хорошего друга, вместе они когда-то находились в ссылке в городе Архангельске, чтобы это тело выдано властями, и он сам организовал отпевание в Новодевичьем монастыре. Здесь находится фрагмент гроба, в котором было положено тело архиепископа Иллариона, а с левой стороны находится фрагмент такой синей ткани, это фрагмент Богородичного облачения архиерейского, которое владыка Серафим отдал архиепископу Иллариону в последний путь, потому что по традиции архиереев хоронят именно в архиерейском богослужебном облачении. Т.о., хотя это облачение было в гробу архиепископа Иллариона, но это облачение митрополита Серафима, и оно для нас очень этим дорого. Хочу обратить ваше внимание также на то, что в этом приделе нижнего храма находится роспись, посвященная ярким событиям жизни митрополита Серафима, ну вот начинается она с мистической удивительной встречи между митрополитом Серафимом и преподобным Серафимом Саровским, тогда еще конечно владыка Серафим был просто священником, и ему, когда он закончил замечательный свой труд «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря», по преданию явился сам преподобный саровский старец. И он спросил будущего митрополита: «Что вы желаете, ваше боголюбие, за тот труд, который подъяли в память обо мне?» И будущий владыка Серафим сказал: «Только лишь одного – быть всегда рядом с Вами». И на этих словах преподобный Серафим исчез. Вот это обетование сбылось в судьбе митрополита серафима необычным образом. Через некоторое время прочитавший эту книгу и уверовавший в святость саровского чудотворца, император Николай Александрович в 1903 году прославляет мощи саровского чудотворца. А распорядителем торжеств он назначает к тому времени уже принявшего постриг и находившегося в сане архимандрита Серафима Чичагова. И вот они вместе в Дивеево и в Сарове прославляют память угодника божьего. А дальше уже финал жизни митрополита Серафима, мы видим, как его арестовывают, как его выносят, ну в данном случае на носилках, из дачного домика, где он проживал последние годы своей жизни на станции удельной под Москвой, ему шел 82-ой год жизни, владыка был тяжело болен, от сердечной недостаточности у него развился страшный отек ног, он передвигался только лишь в инвалидном кресле. Но тем не менее он был арестован и в машине скорой помощи доставлен в Таганскую тюрьму, где его допрашивали и пытались склонить к сотрудничеству с органами, пытались заставить его дать показания на тогдашнего местоблюстителя патриаршего престола митрополита Сергия Старгородского. От этого сотрудничества владыка Серафим отказался и был расстрелян вместе с другими праведниками в Бутово. Вот последний сюжет, последняя роспись посвящена именно этому, т.о. память владыки Серафима представлена здесь разнообразно: и его собственные работы в репликах, и его иконы, и ему посвященная часть росписи нижнего храма. Конечно, мы понимаем, что все новомученики прославлены Богом, но владыка Серафим стоит во главе сонма бутовских святых и как человек, имевший самый высокий церковный сан, и как человек более других подвязавшийся в церковном служении, и как человек свидетельствовавший свою святость многочисленными делами, чудесами, и в своем удивительном творчестве во Христе.
В 1989 году по указанию тогда еще центрального комитета коммунистической партии, начинается процесс реабилитации жертв политических репрессий в Советском Союзе. И в ходе этого процесса встал вопрос о поиске мест захоронений жертв массовых репрессий 1937-1938 годов. До этого официально ни одно из мест захоронений не было признано, не было обозначено на карте. И вот тогда Московское управление Комитета государственной безопасности начинает поиск документов, связанных с историей массовых казней, происходивших в московском регионе. Группа майора Севастьянова, полковника Кириллова и др. находят в центральном архиве КГБ СССР документы – акты о приведение в исполнение расстрельных приговоров – на тех лиц, которые пострадали в ходе массового террора в Москве и Московской области. И по косвенным данным (поскольку в самих актах место приведения в исполнения расстрельных приговоров не было обозначено) они приходят к выводу о том, что люди были захоронены именно здесь на Бутовском полигоне. Расследование приводит их к еще живым тогда свидетелям, один из них – это комендант Административно-хозяйственного управления НКВД по Москве и Московской области, и он полностью подтверждает их гипотезу, и указывает, что эти казни совершались именно здесь, показывает как это происходило и потом уже в ходе дальнейшего расследования были найдены архивно-следственные дела на тех сотрудников НКВД, которые в 1938-1939 годах сами были обвинены в превышении своих полномочий и нарушении социалистической законности и т.д., т.е. на них свалили в общем-то вину за проведение массовых операций во время тех чисток, которые Лаврентий Берия устроил на аппарате и местных аппаратах НКВД, эти люди, собственно говоря, и пошли под нож. Но в их делах остались очень ценные свидетельства, показания их коллег, их подчиненных, которые также рассказывают, фактически рассказывают о том, что здесь происходило здесь на Бутовском полигоне. И вот когда по этим спискам, которые стали достоянием общественности, в ходе перестройки, благодаря группе Михаила Борисовича Миндлина начинается поиск родственников жертв пострадавших здесь, потому что на самом деле эти люди все время искали, куда пропали их близкие, куда их увезли, ведь в то время, когда их арестовали звучала страшная формулировка «десять лет без права переписки», потом уже, даже несмотря на частичную хрущевскую реабилитацию, родственники не получили информацию, о том где этот человек был расстрелян и где он был захоронен. Их фактически дезинформировали, говоря, что этого человека похоронили где-то на дальнем востоке или в Магадане, или на севере, и вот теперь только родственники стали узнавать, что, оказывается, братская могила, где лежат тела их казненных братьев, отцов, мужей, находится совсем рядом с Москвой, в этом подмосковном селе Бутово, в месте, которое называется Бутовский полигон. И сюда стали приезжать люди, но они не могли попасть внутрь этого деревянного забора, который был построен в 1962 году для того, чтобы замкнуть кольцо вокруг территории захоронений, сделать эту территорию особым охраняемым объектом, потому что 1957 году была расформирована бутовская спецзона НКВД, куда входил в том числе и вот этот расстрельный полигон, и здесь возникает дачный поселок КГБ СССР при Верховном совете СССР. И чтобы его жители, и другие местные жители, которые теперь уже могли войти на территорию бывшей охраняемой спецзоны, не стали копать в земле и не стали находить вот эти самые останки пострадавших здесь, был построен этот забор с колючей проволокой. И двери этого забора, точнее сказать ворот этого забора открылись для первых посетителей только в 1993 году и вот тогда сюда пришли первые родственники, был поставлен знак мемориальный правительства Москвы. И с того времени родственники стали приезжать сюда уже чаще, но оказалось, что вот этого камня памятного совершенно недостаточно, потому что это просто камень, это просто обозначение того, что это место связано с историей массовых репрессий. А как вспомнить своих близких? Среди родственников оказалось очень много православных христиан, людей, которые всю жизнь были верующими, это и дети священнослужителей, это и близкие и родственники, да и просто духовные чада. И вот именно из этих людей сформировалась первая инициативная группа, которая задумалась о том, что, собственно говоря, в этом месте будет. Потому что это были 90-е годы, это была такая эпоха свободы и хаоса, и что сделают на этом месте было совершенно не очевидно. Правительство Московской области дистанцировалось от этого очень сложного объекта и никаких музейных учреждений здесь создавать не собиралось. Общественные организации были также не способны взять на себя ответственность за захоронение этого места. Вот эта инициативная группа – несколько десятков человек тогда – выдвинула идею создания на месте захоронения памятного поклонного креста, который сейчас находится за моей спиной. Он был создан в 1994 году по проекту очень интересного человека, скульптора и художника Дмитрия Михайловича Шаховского, сына расстрелянного здесь священника Михаила Шика. Дмитрий Михайлович очень известный в артистической и в художественной среде Москвы человек, ну и, так скажем, для всех москвичей памятна его работа – это часы-сказка, которые украшают Театр кукол имени Образцова, фасад, выходящий на Садовое кольцо. И вот Дмитрий Михайлович своими руками сделал крест в память отца, и здесь стали проходить иногда молитвенные собрания, здесь стали совершаться панихиды, здесь также в 1995 году в походном храме Свято-Тихоновского богословского института, который был посвящен всем святым в земле Русской просиявшим, в палатке вот на этой площадке, где я сейчас стою, первая божественная литургия в Бутово. И постепенно сложилось четкое понимание, что на этом месте должен обязательно стоять храм. И в 1995 году по благословению Святейшего Патриарха Московского всея Руси Алексея II здесь был заложен Храм святых новомучеников и исповедников церкви русской. И храм этот был освящен в 1996 году, и во время его строительства на территории полигона разыгралась нешуточная борьба, потому что это место в Подмосковье стало интересным для застройщиков, стали думать о том, что вот надо где-то здесь построить новые жилые дома, новые микрорайоны даже, и сюда был привлечены большие средства, наверняка здесь были задействованы большие политические и финансовые интересы, и вот оказалось, что если бы эти планы осуществились, то вся территория вокруг этого деревянного забора превратилась бы в настоящий многоэтажный бетонный город. И ничего от того времени, от того ландшафта исторического, который, конечно, является также частью вот этого памятника, не осталось бы вовсе. И поэтому именно вот этой инициативной группе, поскольку других сплоченных групп родственников не существовало, пришлось взять на себя такую нелегкую миссию – вступить в борьбу с застройщиками и какими-то чиновниками, которые им конечно помогали, и эта борьба совершенно неожиданно завершилась успехом благодаря помощи очень многих людей, и тогдашнего главного архитектора Москвы, и многих-многих людей в общем и в правительстве Москвы и Московской области, которые осознали, что это место обязательно необходимо сохранить. И вот именно на пике этой борьбы, в результате этих очень непростых переговоров, согласований было принято неожиданное, даже беспрецедентное решение – территорию захоронений, которая тогда не имела такого особого статуса, это была просто земля, но все понимали, что да, здесь лежат человеческие кости, но вот где они лежат и как вообще с этим местом дальше быть никто не понимал. Эту территорию в 1995 году тогда передают еще строящемуся Храму новомучеников и исповедников российских. Тогда еще не всю территорию, позднее это окончательно уже было оформлено, и возник очень важный прецедент, когда на территории Российской Федерации, на территории Подмосковья возникает церковный мемориальный комплекс. Фактически церковный, потому что все, что здесь происходило после 1995 года, происходило под руководством прихода Храма новомучеников и исповедников российских, теперь уже протоиерей Кирилл Коляда, внук расстрелянного здесь на этом полигоне священномученика Владимира Амбарцумова. И вот на самом деле развитие этого полигона, появление здесь разных мемориальных сооружений, храмов, мемориала, который называется «Сад памяти», оформление погребальных рвов, благоустройство, все это происходит, так скажем, в особой атмосфере, потому что здесь нет государственного участия напрямую, т.е это н бюджетное учреждение, в отличие от скажем кладбищ Подмосковья, это территория, которой занимается отдельный приход Русской православной церкви , конечно, при поддержке всей церкви, но все таки охрана, уборка, наведение здесь порядка, благоустройство территории, все-все-все, что касается жизни этого места – это приход Храма новомучеников и исповедников российских и созданный при храме мемориальный центр. Когда на эту территорию впервые пришли родственники, вся она была абсолютно заросшей кустарником, борщевиком, здесь невозможно было пройти, и тем не менее до 1995 года эту территорию охраняли сотрудники Службы безопасности, соответственно, постепенно выкашивая траву, борщевик, вырубая кустарники и деревья эта территория была расчищена и вот тогда осенью и весной здесь стали проступать такие длинные провалы в земле, земля проседала кое-где и становилось очевидно, что именно там и лежат тела казненных, но кроме документальных подтверждений, а в 1993 году Федеральная служба безопасности выдало подтверждение о том, что именно это место является местом захоронения жертв массовых репрессий 1937-1938 годов. Кроме этого нужно было понять, что находится в земле, нужно было узнать, как устроены захоронения, и вот в 1997 году по благословению Патриарха Московского и всея Руси Алексея II при участии сотрудников Института антропологии МГУ, профессиональных археологов здесь были начаты раскопки. Вот за моей спиной сейчас находится каменный крест, который обозначает то место, которое было тогда изучено. Это 12 м2 на которых было найдено 159 человеческих тел, лежавших штабелями с конечно уже сильными следами разложения, практически уже все тела разложились, но по-разному. И одежда уже тоже истлела, под нами сейчас мягкая подмосковная глина, достаточно влажная почва, но неплохо сохранилась обувь и некоторые другие детали одежды. Вот эти тела были извлечены из земли, изучены судебными медицинскими экспертами, а потом снова перезахоронены здесь на этом же самом месте. И это место было обозначено потом по решению тех, кто принимал участие в этих раскопках, вот этим каменным крестом, установку которого на полигоне благословил известный духовник Троице-Сергиевой лавры архимандрит Кирилл Павлов. И надо сказать, что постепенно возникло ощущение, что эти пролежни в земле, эти проседания в почве надо как-то обязательно ликвидировать. В 2006 правительством Москвы и Московской области были выделены средства на проведение здесь землеустроительных работ. Были сделаны вот такие насыпи над каждым из этих рвов, и более того, была проведена поверхностная археологическая работа по изучению траектории каждого из этих рвов. И было выяснено, что на территории полигона сейчас находится 13 рвов, общая протяженность их почти 1 км, глубина их, если судить по тому фрагменту, который был здесь изучен где-то около 3,5 метров, ширина где-то 4,5-5 метров, и, конечно, их никогда не выделяли такими насыпями, наоборот в 40-е – 50-е годы подсыпали в землю строительный мусор, чтобы нивелировать эти могилы. Ну вот сейчас тем не менее они выделены такими насыпями с газонной травой, чтобы мы понимали, где именно находятся здесь тела казненных.
С самого начала существования здесь мемориального комплекса родственники пострадавших, приезжая высказывали свое пожелание так или иначе увековечить имя своего близкого человека, и это понятно, потому что имя – это уникальная характеристика человеческой личности. И поскольку, с одной стороны, мы не знаем, в каком из рвов кто лежит из числа расстрелянных. С другой стороны, нужно понимать, что у многих здесь пострадавших, наверное, теперь уже у большинства, нет живых родственников. Вот такая чересполосица, когда какое-то имя было бы здесь обозначено, а какое-то нет – вызывала у нас сомнение эта идея и мы пытались найти другую форму и вот на это ушло много времени, на осмысление, на поиск тех каких-то традиций, на которые можно было бы опереться, создавая этот мемориал, и тем не менее вот так вот в общении, в дискуссиях кристаллизовалось четкое понимание того, что мемориал должен быть общим. У всех людей, хотя они были самыми разными, у них была общая судьба, и закончилась та судьба здесь на Бутовском полигоне в братской могиле. И поэтому мы решили, что имена всех пострадавших, без исключения, должны быть здесь увековечены. Это самые разные люди: это и исповедники веры, и люди совершенно не верующие, и атеисты, и революционеры (хотя их сравнительно немного здесь), это и люди других национальностей (59 национальностей представлено в бутовских расстрельных списках). Но при этом большинство из этих людей – это русские православные люди, крестьяне подмосковных сел и деревень, но люди совершенно разные, и тем не менее их объединяет то, что они оказались в бутовских расстрельных списках. И вот поэтому за основу идеи этого мемориала мы выбрали именно эти исторические документы. Гранитные доски, которые сейчас вы видите за моей спиной увековечивают имена пострадавших по дням расстрела, т.е. мы как бы воспроизводим те самые расстрельные списки, те самые акты о приведение в исполнение расстрельных приговоров. Но сама форма мемориала была нами выбрана совершенно не случайно, это по сути еще один ров, всего рвов 13, но это 14-й ров. Те рвы скрывают в себе тела казненных, а этот ров – он как бы раскрытый, в него можно спуститься, спуститься, чтобы прочитать на гранитных досках имена здесь казненных. Вот поэтому здесь две хронологические прямые: 1937 год и 1938 год. Заканчиваются они у колокола памяти, в который может ударить каждый человек, приехавший сюда, чтобы как-то выразить свое отношение к тому, что он здесь для себя открыл и пережил. И очень важно, что в центре этого мемориала проходит вот эта живая часть, живая земля, трава, живые яблони, которые показывают, что эта память живая, поэтому мы и назвали наш памятник «Сад памяти», т.е. это не только гранит, не только мертвый камень, но еще и живые деревья, цветы, трава, которые показывают, что наша память об этих людях жива и что эта память и есть залог жизни, потому что тот, кто потерял память – потерял сознание, потерял самоосознание, и потерял уже свою человеческую жизнь. Именно для самоосознания человеческого очень важен этот мемориал. Он открыт 27 сентября 2017 года, как раз тогда, когда мы вспоминали 80-летие с начала массовых казней на Бутовском полигоне. Осветил этот мемориал по благословению его святейшества, Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла митрополит Коломенский Ювеналий при большом стечении людей, которые сюда приехали, родственников пострадавших. Надо сказать, что и сейчас мы встречаем достаточно много каждый выходной день людей, которые приезжают просто постоять рядом с плитой своего близкого человека для того, чтобы как-то его особо вспомнить, и чтобы как-то выразить свое ему отношение.
Проект осуществляется с использованием гранта Президента Российской Федерации на развитие гражданского общества, предоставленного Фондом президентских грантов.
Источник: рассказ Игоря Гарькавого, директора мемориального комплекса «Бутовский полигон»